Илья Чёрт: Не надо мне слепо верить!

На днях в клубе «Точка» группа «Пилот» отыграла свои старые песни, подарив поклонникам полтора часа того самого гаражного рока, с которого когда-то и начинало своё шествие по музыкальным лабиринтам улыбающееся жёлтое существо с косичками по имени Люська.
Теперь Люську знают, пожалуй, все, кто хоть немного интересуется современным русским роком. Правда, это уже немного другой «Пилот» - более спокойный, более задумчивый, погружённый в философию и анализ бытия. Концерт в «Точке» стал своеобразным путешествием от прокуренных кухонь, где слышны звуки разбивающихся стаканов и лопающихся гитарных струн, где отчаяние и одиночество заставляет одних затягивать на шее петлю, а других сходить с ума, к фантастическому миру василисков и оживающих сфинксов.

В день концерта солист группы Илья Чёрт дал интервью NEWSmusic.ru, в котором рассказал о своём новом философском альбоме, поделился тем, как ему приходилось выживать в безнадежные 90-е, и уверил в том, что «Пилот» ещё порадует своих поклонников дворовыми песнями про жизнь простых питерских парней.

Илья Черт
В день концерта солист группы Илья Чёрт дал интервью NEWSmusic.ru, в котором рассказал о своём новом философском альбоме, поделился тем, как ему приходилось выживать в безнадежные 90-е, и уверил в том, что «Пилот» ещё порадует своих поклонников дворовыми песнями про жизнь простых питерских парней

«Наш новый альбом шокировал людей»

- Расскажите, как приняли ваш новый альбом в разных городах России?

- По-разному. Я подозревал, что подобный материал на общем фоне той музыки, которая сейчас преобладает на радио и телевидении (а именно на неё сейчас ориентируется молодёжь), будет белой вороной, поэтому людей он несколько шокировал. Мы были к этому готовы, но хотели, чтобы этот шок был позитивным, чтобы наши слушатели понимали, что есть что-то другое, отличное от того, что предлагают музыкальные радиостанции, что творчество может не только развлекать, но и доносить какое-то знание и информацию, как это было в древности.

- Мне показалось, что пластинка «1+1=1» несколько оторвана от жизни, то есть в ней нет той самой музыки прокуренных кухонь и проходных дворов. Значит ли это, что те поклонники, для которых «Пилот» начинался с таких альбомов, как «Война», больше не дождутся песен про рваные кеды, пустые карманы и дорогу домой на полусогнутых?

- Дождутся-дождутся, всё в порядке. Один писатель пишет книги, и все эти книги разные. У них есть какие-то общие черты. Например, стилистика, манера изложения. Но все они о разных вещах, в их основе лежат разные истории. С музыкой то же самое. Каждый альбом – это отдельная книга. Мы задумали двойную пластинку, продолжение «Сказки». Первая часть уже издана, а вторая выйдет в следующем году, если всё пойдёт хорошо. И после этого мы как раз намеревались вернуться к самым истокам, и сделать альбом дворовых песен с языческим уклоном.

- Ваш новый альбом вы позиционируете как продолжение «Сказки». «Сказка о Прыгуне и Скользящем» заканчивается тем, что звери выходят в игру. То есть мир, который вы очертили на «1+1=1» - это и есть часть той игры?

- Когда звери выходят в игру – это аллегория, это рождение души в параллельном мире, то есть сказка заканчивается тем, что все они родились на Земле. А новая пластинка рассказывает о том, что стоит изначально за этой игрой, кто её затеял и ради чего. Она отвечает на вопрос, который задаёт себе рано или поздно каждый человек: кто я и зачем я живу? Я, насколько это возможно, постарался донести свои ответы на эти вопросы через пластинку и надеюсь полнее развернуть эти идеи во второй части. [--NEU--]

«Мне не нужны гламурные обсуждатели»

- Долгое время для поклонников вы оставались эдаким своим парнем, который сомневается, мечется, ищет себя, ошибается, разрывается между низким и высоким. Теперь же вы стали учителем, чётко осознавшим свой Путь. Изменилось ли как-то отношение поклонников к вам? Может быть, иным стало содержание их писем или поведение в зале?

- Есть вещи, в которых я до сих пор сомневаюсь. Я не могу сказать, что я закончил свой поиск. Я до сих пор в нём нахожусь, просто уровень другой. Скажем так, я стараюсь идти немного впереди, проверяя шестом путь в трясине. Я иду - ткнул здесь, ткнул там, проверил, прошагал пять метров, нащупал, обернулся и кричу: «Чуваки, за мной! Здесь пройти можно!». И иду дальше. Естественно, людям кажется, что если я говорю о каких-то вещах, о которых они пока не задумывались, то я очень мудр, возможно, они даже видят во мне учителя, но и у меня тоже есть свои учители. Это обычная преемственность и обмен опытом.

- А не боитесь, что однажды ошибётесь и всех затащите в трясину?

- Возможно. Я могу сразу сказать тем, кто слепо идёт за мной, что они однажды могут очень сильно разочароваться в этой слепой вере в меня. Я всегда говорил, что не надо мне верить, что всё надо проверять.

- То есть вы предлагаете каждому раздать по шесту?

- Конечно. Проверяйте всё в своей жизни действиями. Если, следуя за мной, они, в конце концов, ошибутся и скажут, что это Илюха виноват, то это будет неправда. Виноват не Илюха, а их слепая, фанатичная вера.

- К вашему альбому приложена книга, в которой вы советуете проверять любую истину действиями. Но когда я её читала, мне показалось, что мыслящей человек сам способен дойти до всего того, что в ней изложено, человек же немыслящий вообще вряд ли задумается над вопросами мироздания.

- Это всегда так кажется, когда тебе уже всё рассказали.

- Но всё-таки для кого вы писали эту книгу? Представляли как-то своего будущего читателя?

- Я писал её для душ. Они могут быть кем угодно. Вероятнее всего, конечно, что это те души, которые сейчас временно находятся в человеческом теле, потому что я говорю с ними на человеческом языке и нам легче понять друг друга. Тем не менее, они могут быть любого возраста, любого пола, любой национальности и вероисповедания. Для меня не имеет значения всё, что связано с телом человека.

Я не болею кожной болезнью, для меня кожное пальто – это не живое существо, а то, что на него одето. Я же говорю с теми, кто в него одет.

- Мне почему-то всё это напомнило историю Чацкого, который страстно желал делиться своими мыслями, но люди вокруг отказывались его слушать.

- Это история тысячелетняя, которая регулярно повторяется. Нет пророка в своём Отечестве. Все люди, которые говорили какие-то разумные вещи, почти всегда оплевывались в своей стране, были гонимы и оскорблены. Так было всегда, а на Руси тем более.

Всегда русский народ признавал своих героев после смерти. Как поётся в песне группы Чайф: «Сегодня умрёшь – завтра скажут: «Поэт!». Так, например, было и с Цоем. Пока он был жив, он был никому не нужен, а когда умер, то стал героем. Меня от этого, честно говоря, тошнит.

- А у вас никогда не возникало желания заняться философией как наукой? Может быть, труд какой-нибудь написать научный или начать читать лекции студентам, как это сейчас делают некоторые артисты?

- Труд научный я написал. Я говорю про свою книжку, приложенную к альбому. Просто я не стал раздувать из этого пятьсот страниц, а постарался доступно и кратко объяснить то, что мне открылось. Мне важнее всего, чтобы человек научился этим пользоваться, а не сел с бокалом виски и не начал говорить с оттенком гламура в голосе: «Ну, знаете, может быть… Давайте обсудим…». Мне не нужны эти гламурные обсуждатели. Мне нужен человек, которые прочитает, примет это и сможет применить на практике. Я сам практик, и теоретики меня не интересуют.

- В книге очень много перекличек с идеями Достоевского. И попытки объяснить атеизм, и понимание любви как проявление высшей свободы. Это случайность, или же Достоевский когда-то оказал на вас такое сильное влияние?

- Что касается атеизма, то я уверен - все атеисты знают, что Бог есть, но по разным причинам пытаются отрицать очевидное.

Религиозность как внутреннее качество человека - это уважение к высшей силе, которая не требует поклонения. Мне было бы неприятно, если бы ко мне пришёл мой друг в гости и, упав на колени, стал бы говорить: «О, Илья! Позволь мне посидеть пять минут у тебя на кухне, ибо это для меня великое счастье». Я бы сказал ему: «Ты чего, дурак? Встань с колен и проходи, чай пить будем». Так вот, я считаю, что Богу тоже не нужно, чтобы мы стояли перед ним на коленях. Это обычная нормальна дружба, человеческое разумное чувство. Ты будешь стараться делать для него что-то приятное, будешь верен ему и честен с ним. Возможно даже, будешь делать ему подарки, ведь мы делаем подарки своим друзьям.

- А как делать Богу подарки?

- Служить ему и помогать. Я недавно посмотрел фильм «Мирный воин», и там главный герой, духовный учитель, говорит гениальную фразу: «Нет высшей цели, чем служение другим». Я полностью с ним в этом согласен.

Но для Бога ты делаешь подарок тогда, когда служишь ему и всему миру сознательно, зная, что всё, что ты делаешь для мира, ты делаешь для Него. В Евангелие есть слова Иисуса: «Всё, что ты сделал кому-либо из малых сих, ты сделал это мне». Так оно и есть. Человек, осознавший это, меняет свою жизнь. Все его действия становятся другими.

- Но всё-таки, возвращаясь к Достоевскому, как вы относитесь к классической русской литературе? В школе читать любили?

- Мне привили в школе жуткую ненависть к литературе, потому что всё, что тебя заставляют делать, вызывает у тебя отторжение. У меня была точно такая же реакция. Нашим неокрепшим мозгам насильно пытались привить любовь к классике, хотя нас в этом возрасте интересовал футбол и игры во дворе. Попытки учителей объяснить нам Достоевского, заставить нас написать какие-то сочинения, привели к тому, что я много лет не брал в руки классику и стал читать её только после двадцатилетнего возраста, и то постепенно и очень аккуратно.

То же самое было с музыкой. Музыкальная школа заставила меня ненавидеть классическую музыку, только сейчас, после тридцати, я начинаю слушать её всё чаще и понимать. [--NEU--]

«Мне трудно находить компромиссы с самим собой»

- Сейчас многие говорят, что в России литературы нет, музыки нет. Вы с этим согласны? Если да, тогда что есть?

- Музыка – понятие очень широкое. Если говорить о рок-музыке, то в России сейчас повторяется ситуация двадцатипятилетней давности. То есть какие-то совершенно посредственные коллективы выдаются за рок-музыку, и государство пытается их популяризировать. А настоящая рок-музыка сидит в подвалах, и она точно так же гонима, но не такими тоталитарными мерами, как раньше, а игнорированием, то есть её просто не пускают в эфир. Все лучшие музыканты, как и двадцать пять лет тому назад, сидят в подвалах, а самые известные рок-группы в нашей стране – это «Город 312» и «Токио». Такие вот у нас рокеры.

Илья Черт Пилот
Если говорить о рок-музыке, то в России сейчас повторяется ситуация двадцатипятилетней давности. То есть какие-то совершенно посредственные коллективы выдаются за рок-музыку, и государство пытается их популяризировать

- Но мне почему-то кажется, что в современном роке нет протеста, музыканты уходят или в философию, или в самоанализ, в депрессию. Вы с этим не согласны?

- Ну, депрессия и самоанализ – это не одно и то же, я бы даже сказал, что это крайне противоположные вещи.

- Разве самоанализ не порождает депрессию?

- Наоборот, самоанализ зарождается в депрессии, но человек, который пытается познать себя, вряд ли будет погружаться в депрессию. У него на это просто не будет времени. Он будет замечать чудо жизни.

На сцене оставили людей, которые откровенно предаются эротическим переживаниям. Либо какой-то такой депрессняк, потому что это сейчас модно, - все эти эмо, готы. А людей, которые высказывают свою смелую осознанную гражданскую и социальную позицию, никуда не пускают. Зачем зря колыхать общественность? «Вот вам водка, вот вам голые девки! Не нравится? Хорошо, вот вам ещё водка».

Таким образом повторяется политика 1917-го года: народ пытаются спаивать, чтобы он культурно деградировал, потому что пьяным быдлом легче управлять. А я пытаюсь всё сделать наоборот. Я хочу, чтобы народ стал разумным, осмысленным и сам принимал решения, не опираясь на средства массовой информации и общественное мнение.

- Но на ваши концерты не всегда приходит трезвая публика.

- Я знаю, но что делать? Именно для них я и пою в первую очередь. Мне кажется, что даже если человек услышал хотя бы два слова в своём пьяном бреду и эти два слова позднее совпали с какой-то его жизненной ситуацией, то он поймёт значение этих слов и захочет вернуться на концерт группы «Пилот», но уже с трезвой головой. Захочет услышать что-то ещё, потому что эти слова сработали.

- Однако у «Пилота» музыка тоже достаточно депрессивная.

- Наверное.

- А с чем это связано? Вы производите впечатление человека очень жизнерадостного.

- Ну, наверное, с тем, что я человек достаточно радикальный. Мне даже с самим собой трудно находить компромиссы. Всё, что происходит в моей жизни, можно разделить на белое и чёрное с минимумом полутонов. Мир радует и вдохновляет меня. Вернее, всё то, что создано в нём Богом.

Созданное человеком в меня вселяет негатив, и порождает депрессивное настроение. Человеческая цивилизация меня очень разочаровывает, и не прибавляет никакого оптимизма. А так как большинство моих песен всё-таки посвящено людям и их отношению к миру, их жизни, то рождается депрессивное настроение. В этом плане мне близок писатель Курт Воннегут. У него тоже пессимистический сарказм и чёрный юмор по отношению к цивилизации. Я живу с надеждой, но без особого оптимизма. [--NEU--]

«Я не Чапаев»

- У вас потрясающая актёрская харизма. Никогда не было желания сняться в кино? Не поступали подобные предложения? Мне кажется, что вы могли бы сыграть такого современного героя нашего времени, но не потерявшегося и разочарованного, как Печорин, а наоборот.

- Я не Чапаев и, например, точно не смог бы сняться в главной роли в фильме «Брат 2». Предложений не было, хотя желание есть. Но я бы не хотел сыграть главного героя, потому что просто не справился бы, у меня нет за плечами театральной школы, а это всё-таки нужно иметь. Но какого-то второстепенного персонажа, который несколько раз появлялся бы в фильме в одинаковой ситуации, как мотоциклист Савранский в «Покровских воротах», я бы, наверное, сыграл. Мне ещё нравится роль Баширова в фильме «Чёрная роза - эмблема печали, красная роза - эмблема любви», где он играет психа Толика. Вот что-то такое.

- Как вы относитесь к музыкантам, которые пытаются реализовать себя за счёт какого-то внешнего эпатажа или скандального имиджа?

- Причины абсолютно разные. Есть люди, которые просто хулиганят в своё удовольствие, например, группа «Ленинград». Я уверен, что Шнур всё это делает не ради денег и славы. Такому человеку, как он, всё это в больших количествах не нужно. Просто для него это способ выразить своё отношение к жизни. Вот я говорю, что негативно отношусь ко всему, что связано с человеческой цивилизацией. Шнур говорит тоже самое, только иначе. Он стебается над обществом, а большинство слушателей этого даже не понимают, что заводит его ещё больше. Хотя многие делают эпатажные вещи для того, чтобы любой ценой заработать себе славу. Бывает и так.

- Раз уж мы заговорили о группе «Ленинград», то расскажите, как вы относитесь к нецензурной лексике? Согласны ли с тем, что русский язык без мата невозможен?

- Я отношусь к этому неоднозначно. Я считаю, что любое слово, любой фонетический звук можно объявить табу, как это бывает в детском саду, когда дети встречаются и решают, что сегодня не будут говорить слово «козявка», а кто сказал слово «козявка», тот козёл. Мат – это всего лишь набор звуков, который обозначает определённую вещь, но никто не может объяснить, почему слово «обмануть» – это хорошее слово, а «на…ать» – плохое, хотя разницы никакой нет, вся разница в последовательности букв. На мой взгляд, это полный идиотизм. Вот я могу сказать слово «скамбурлун»: оно пошлое или нет? Оно никакое, вот и «на…ть» тоже никакое. Всё зависит от того, что человек закладывает в эту звуковую оболочку. Может быть, и слово «виолончель» завтра станет самым низким ругательством.

Хотя с другой стороны, в целях какого-то сознательного морального воспитания имеет смысл объяснять детям, что эти слова произносить не следует. Пусть это лишь игрушка, придуманная обществом, но следуя ей, можно обучить ребёнка самоконтролю и дисциплине. [--NEU--]

«Мы – это последние оставшиеся в живых»

- Давайте немного поговорим о детстве. В песне «Мама» вы говорите о том, что первая любовь у вас была в детском саду. Не поведаете эту историю?

- Я думаю, что такая история есть у каждого, и у всех она одинаковая. Была девочка, с которой мы вместе играли. Сейчас у неё двое детей, дважды была замужем. Я её за последние 15 лет видел один раз.

- Поддерживаете отношения с друзьями детства?

- Ни с кем. Просто у нас было такое поколение, что наша молодость пришлась на начало 90-х годов, когда процветал бандитизм, и было непонятно, что ждёт нашу страну дальше. Мы заканчивали школу, и нам надо было как-то определяться в жизни, поэтому большинство моих друзей либо погибли, либо умерли от наркомании и алкоголизма, либо сидят в тюрьме. Вымерло около половины этого поколения. Мы – это последние оставшиеся в живых. Кроме того, я жил в неблагополучном районе, поэтому и контингент был соответствующий. Хотя, конечно, у меня есть несколько школьных приятелей, с которыми я поддерживаю общение и которым звоню раз в год или в полтора…

- Каким вы были ребёнком? Говорят, что очень скромным и очень стеснительным. Это правда?

- Я бы не сказал, что скромным. Просто я старался жить отдельно. Мне были не интересны компании, поэтому я контачил с ними из-за необходимости. У нас была своя небольшая компания, состоявшая из детей разного возраста. Мы были из разных школ. И вот мы дружили вчетвером, потому что у нас были общие интересы. Мы не хотели плясать под общую дудку, выходить драться район на район, бухать портвейн или тупо бить сутками мячиком об стену. Нам были интересны другие вещи, поэтому мы уцепились друг за друга зубами и держались вместе всё время, пока учились в школе. Как только нам подарили по велосипеду, а это было в классе третьем-четвёртом, мы вообще начали уезжать из района как можно дальше, и так продолжалось до 15 лет.

- А проблемы переходного возраста на себя почувствовали?

- Да, он ознаменовался у меня восьмью годами наркотиков. Всё очень просто. Время такое было, что мы никому не были нужны. Абсолютно. Нужно было самому разбираться со своими проблемами, а проблем было выше крыши: жить было не на что, учиться было не на что, работать было негде. Завтра вообще не существовало, и никто не знал, как жить дальше, поэтому каждый разбирался с этим, как мог: кто-то вешался, кто-то в тюрьму попадал, кто-то спивался. Выжили немногие, так что мне ещё отчасти повезло.

- Вам уже 36 лет, вашей дочери – 14. К чьему поколению вы себя относите: отцов или детей?

- Даже не знаю. Честно говорю.

- Где-то между?

- Все люди разные. Бывают взрослые, которые находятся на младенческом уровне развития ума. А бывают дети, которые поражают своей мудростью. Это зависит не от возраста. В семье, конечно, всегда есть проблемы между старшими и младшими, но всё движется по кругу, и если родители умные, то они всегда умеют поставить себя на место детей и понять их.

- Насколько строго вы воспитываете свою дочь?

- А мне вообще не приходится воспитывать, потому что меня не бывает дома неделями. Я приезжаю в месяц на три дня. Какое там воспитание? [--NEU--]

«Мне неинтересна Европа»

- Вы любите путешествовать. Расскажите о том, какие страны вас приятно удивили, а какие, может быть, разочаровали?

- Я путешествую не очень много, у меня для этого недостаточно финансов. Просто мне нужно было посетить несколько стран, в этом, скажем, заключался мой кармический долг. Три из четырёх я уже посетил, и четвёртая для меня самая сложная. Мне неинтересно смотреть просто на архитектуру, именно поэтому мне не интересна Европа. Я люблю то, что создаёт природа, и с удовольствием съездил бы на Амазонку или слетал бы на Антарктиду, а вообще больше всего мне нравится Восток.

- А Россию любите для себя открывать? Как относитесь к людям, которые рвутся за границу, не изучив Родины?

- Из всего, что я видел красивого в мире, больше всего меня поразило озеро Байкал. Ничего более великолепного я не видел. Я бы очень хотел путешествовать по Алтаю, по Бурятии, по Дальнему Востоку. Это же великолепные места. То же самое могу сказать о Калининграде. Карелия… Север… Совсем необязательно искать чудо где-то, потому что оно всегда рядом.

- Ну а как всё же относитесь к тем, кто фанатично рвётся за границу, но при этом убеждён, что в Кисловодске есть море?

- Ну, если хочет человек поесть чёрной икры, то пусть поест. Может, он никогда её не пробовал. Тут то же самое. Для кого это запрещено, тот её хочет. А тех, кто ел икру ложками-поварёшками, от неё тошнит. Просто люди жили в такой изоляции, что им теперь интересно посмотреть на то, как живут там. Всему остальному миру это уже не интересно, потому что они и так уже везде покатались и всё узнали. А мы пока голодные. Этот голод пройдёт. Я даже думаю, что в течение ближайших тридцати лет туристический бизнес упадёт раз в пять. Просто у людей пропадёт желание куда-то ездить.

- Ну и напоследок. Если бы вы стали героем книги, то в каком жанре была бы эта книга? Может быть, философская повесть, реалистический роман, утопия или, может, вообще трагикомедия?

- Я думаю, что это была бы книга «Тёмная башня» Стивена Кинга.

Юлия ШЕРШАКОВА, NEWSmusic.ru
Фото Анастасия ЧЕРЕНКОВА, NEWSmusic.ru